Gilbert Keith Chesterton "The Blue Cross" / Гилберт Кит Честертон "Сапфировый крест" – часть 1








Between the silver ribbon of morning and the green glittering ribbon of sea, the boat touched Harwich and let loose a swarm of folk like flies,
Между серебряной лентой утреннего неба и зеленой блестящей лентой моря пароход причалил к берегу Англии и выпустил на сушу темный рой людей.

among whom the man we must follow was by no means conspicuous – nor wished to be.
Тот, за кем мы последуем, не выделялся из них – он и не хотел выделяться.

There was nothing notable about him, except a slight contrast between the holiday gaiety of his clothes and the official gravity of his face.
Ничто в нем не привлекало внимания, разве что праздничное щегольство костюма не совсем вязалось с деловой озабоченностью взгляда.

His clothes included a slight, pale grey jacket, a white waistcoat, and a silver straw hat with a grey-blue ribbon.
Легкий серый сюртук, белый жилет и серебристая соломенная шляпа с серо голубой лентой

His lean face was dark by contrast, and ended in a curt black beard that looked Spanish and suggested an Elizabethan ruff.
подчеркивали смуглый цвет его лица и черноту эспаньолки, которой больше бы пристали брыжи елизаветинских времен.

He was smoking a cigarette with the seriousness of an idler.
Приезжий курил сигару с серьезностью бездельника.

There was nothing about him to indicate the fact that the grey jacket covered a loaded revolver, that the white waistcoat covered a police card, or that the straw hat covered one of the most powerful intellects in Europe.
Никто бы не подумал, что под серым сюртуком – заряженный револьвер, под белым жилетом – удостоверение сыщика, а под соломенной шляпой – умнейшая голова Европы.

For this was Valentin himself, the head of the Paris police and the most famous investigator of the world; and he was coming from Brussels to London to make the greatest arrest of the century.
Это был сам Валантэн, глава парижского сыска, величайший детектив мира. А приехал он из Брюсселя, чтобы изловить величайшего преступника эпохи.

Flambeau was in England.
Фламбо был в Англии.

The police of three countries had tracked the great criminal at last from Ghent to Brussels, from Brussels to the Hook of Holland; and it was conjectured that he would take some advantage of the unfamiliarity and confusion of the Eucharistic Congress, then taking place in London.
Полиция трех стран наконец выследила его, от Гента до Брюсселя, от Брюсселя до Хук ван Холланда, и решила, что он поедет в Лондон, – туда съехались в те дни католические священники, и легче было затеряться в сутолоке приезжих.

Probably he would travel as some minor clerk or secretary connected with it; but, of course, Valentin could not be certain; nobody could be certain about Flambeau.
Валантэн не знал еще, кем он прикинется – мелкой церковной сошкой или секретарем епископа; никто ничего не знал, когда дело касалось Фламбо.

It is many years now since this colossus of crime suddenly ceased keeping the world in a turmoil; and when he ceased, as they said after the death of Roland, there was a great quiet upon the earth.
Прошло много лет с тех пор, как этот гений воровства перестал будоражить мир и, как говорили после смерти Роланда, на земле воцарилась тишина.

But in his best days (I mean, of course, his worst) Flambeau was a figure as statuesque and international as the Kaiser.
Но в лучшие (то есть в худшие) дни Фламбо был известен не меньше, чем кайзер.

Almost every morning the daily paper announced that he had escaped the consequences of one extraordinary crime by committing another.
Чуть не каждое утро газеты сообщали, что он избежал расплаты за преступление, совершив новое, еще похлеще.

He was a Gascon of gigantic stature and bodily daring;
Он был гасконец, очень высокий, сильный и смелый.

and the wildest tales were told of his outbursts of athletic humour;
Об его великаньих шутках рассказывали легенды:

how he turned the juge d'instruction upside down and stood him on his head, "to clear his mind";
однажды он поставил на голову следователя, чтобы «прочистить ему мозги»;

how he ran down the Rue de Rivoli with a policeman under each arm.
другой раз пробежал по Рю де Риволи с двумя полицейскими под мышкой.

It is due to him to say that his fantastic physical strength was generally employed in such bloodless though undignified scenes; his real crimes were chiefly those of ingenious and wholesale robbery.
К его чести, он пользовался своей силой только для таких бескровных, хотя и унижающих жертву дел. Он никогда не убивал – он только крал, изобретательно и с размахом.

But each of his thefts was almost a new sin, and would make a story by itself.
Каждую из его краж можно было счесть новым грехом и сделать темой рассказа.

It was he who ran the great Tyrolean Dairy Company in London, with no dairies, no cows, no carts, no milk, but with some thousand subscribers.
Это он основал в Лондоне знаменитую фирму «Тирольское молоко», у которой не было ни коров, ни доярок, ни бидонов, ни молока, зато были тысячи клиентов;

These he served by the simple operation of moving the little milk cans outside people's doors to the doors of his own customers.
обслуживал он их очень просто: переставлял к их дверям чужие бидоны.

A sweeping simplicity, however, marked many of his experiments.
Большей частью аферы его были обезоруживающе просты.

It was he who had kept up an unaccountable and close correspondence with a young lady whose whole letter-bag was intercepted, by the extraordinary trick of photographing his messages infinitesimally small upon the slides of a microscope. It is said that he once repainted all the numbers in a street in the dead of night merely to divert one traveller into a trap.
Говорят, он перекрасил ночью номера домов на целой улице, чтобы заманить кого-то в ловушку.

It is quite certain that he invented a portable pillar-box, which he put up at corners in quiet suburbs on the chance of strangers dropping postal orders into it.
Именно он изобрел портативный почтовый ящик, который вешал в тихих предместьях, надеясь, что кто нибудь забредет туда и бросит в ящик посылку или деньги.

Lastly, he was known to be a startling acrobat; despite his huge figure, he could leap like a grasshopper and melt into the tree-tops like a monkey.
Он был великолепным акробатом; несмотря на свой рост, он прыгал, как кузнечик, и лазал по деревьям не хуже обезьяны.

Hence the great Valentin, when he set out to find Flambeau, was perfectly aware that his adventures would not end when he had found him.
Вот почему, выйдя в погоню за ним, Валантэн прекрасно понимал, что в данном случае найти преступника – еще далеко не все.

But how was he to find him?
Но как его хотя бы найти?

On this the great Valentin's ideas were still in process of settlement.
Об этом и думал теперь прославленный сыщик.

There was one thing which Flambeau, with all his dexterity of disguise, could not cover, and that was his singular height.
Фламбо маскировался ловко, но одного он скрыть не мог – своего огромного роста.

If Valentin's quick eye had caught a tall apple-woman, a tall grenadier, or even a tolerably tall duchess, he might have arrested them on the spot.
Если бы меткий взгляд Валантэна остановился на высокой зеленщице, бравом гренадере или даже статной герцогине, он задержал бы их немедля.

But all along his train there was nobody that could be a disguised Flambeau, any more than a cat could be a disguised giraffe.
Но все, кто попадался ему на пути, походили на переодетого Фламбо не больше, чем кошка – на переодетую жирафу.

About the people on the boat he had already satisfied himself;
На пароходе он всех изучил;

and the people picked up at Harwich or on the journey limited themselves with certainty to six.
в поезде же с ним ехали только шестеро:

There was a short railway official travelling up to the terminus,
коренастый путеец, направлявшийся в Лондон;

three fairly short market gardeners picked up two stations afterwards,
три невысоких огородника, севших на третьей станции;

one very short widow lady going up from a small Essex town, and a very short Roman Catholic priest going up from a small Essex village.
миниатюрная вдова из эссекского местечка и совсем низенький священник из эссекской деревни.

When it came to the last case, Valentin gave it up and almost laughed.
Дойдя до него, сыщик махнул рукой и чуть не рассмеялся.

The little priest was so much the essence of those Eastern flats;
Маленький священник воплощал самую суть этих скучных мест:

he had a face as round and dull as a Norfolk dumpling; he had eyes as empty as the North Sea; he had several brown paper parcels, which he was quite incapable of collecting.
глаза его были бесцветны, как Северное море, а при взгляде на его лицо вспоминалось, что жителей Норфолка зовут клецками. Он никак не мог управиться с какими то пакетами.

The Eucharistic Congress had doubtless sucked out of their local stagnation many such creatures, blind and helpless, like moles disinterred.
Конечно, церковный съезд пробудил от сельской спячки немало священников, слепых и беспомощных, как выманенный из земли крот.

Valentin was a sceptic in the severe style of France, and could have no love for priests.
Валантэн, истый француз, был суровый скептик и не любил попов.

But he could have pity for them, and this one might have provoked pity in anybody.
Однако он их жалел, а этого пожалел бы всякий.

He had a large, shabby umbrella, which constantly fell on the floor.
Его большой старый зонт то и дело падал;

He did not seem to know which was the right end of his return ticket.
он явно не знал, что делать с билетом,

He explained with a moon-calf simplicity to everybody in the carriage that he had to be careful, because he had something made of real silver "with blue stones" in one of his brown-paper parcels.
и простодушно до глупости объяснял всем и каждому, что должен держать ухо востро, потому что везет «настоящую серебряную вещь с синими камушками».

His quaint blending of Essex flatness with saintly simplicity continuously amused the Frenchman till the priest arrived (somehow) at Tottenham with all his parcels, and came back for his umbrella. When he did the last, Valentin even had the good nature to warn him not to take care of the silver by telling everybody about it.
Забавная смесь деревенской бесцветности со святой простотой потешала сыщика всю дорогу, когда же священник с грехом пополам собрал пакеты, вышел и тут же вернулся за зонтиком, Валантэн от души посоветовал ему помолчать о серебре, если он хочет его уберечь.

But to whomever he talked, Valentin kept his eye open for someone else; he looked out steadily for anyone, rich or poor, male or female, who was well up to six feet;
Но с кем бы Валантэн ни говорил, он искал взглядом другого человека – в бедном ли платье, в богатом ли, в женском или мужском, только не ниже шести футов.

for Flambeau was four inches above it.
В знаменитом преступнике было шесть футов четыре дюйма.

He alighted at Liverpool Street, however, quite conscientiously secure that he had not missed the criminal so far.
Как бы то ни было, вступая на Ливерпул стрит, он был уверен, что не упустил вора.

He then went to Scotland Yard to regularise his position and arrange for help in case of need;
Он зашел в Скотланд Ярд, назвал свое имя и договорился о помощи, если она ему понадобится,

he then lit another cigarette and went for a long stroll in the streets of London.
потом закурил новую сигару и отправился бродить по Лондону.

As he was walking in the streets and squares beyond Victoria, he paused suddenly and stood.
Плутая по улочкам и площадям к северу от станции Виктория, он вдруг остановился.

It was a quaint, quiet square, very typical of London, full of an accidental stillness.
Площадь – небольшая и чистая – поражала внезапной тишиной; есть в Лондоне такие укромные уголки.

The tall, flat houses round looked at once prosperous and uninhabited; the square of shrubbery in the centre looked as deserted as a green Pacific islet.
Строгие дома, окружавшие ее, дышали достатком, но казалось, что в них никто не живет; а в центре – одиноко, словно остров в Тихом океане, – зеленел усаженный кустами газон.

One of the four sides was much higher than the rest, like a dais; and the line of this side was broken by one of London's admirable accidents – a restaurant that looked as if it had strayed from Soho.
С одной стороны дома были выше, словно помост в конце зала, и ровный их ряд, внезапно и очень по-лондонски, разбивала витрина ресторана. Этот ресторан как будто бы забрел сюда из Сохо;

It was an unreasonably attractive object, with dwarf plants in pots and long, striped blinds of lemon yellow and white.
все привлекало в нем – и деревья в кадках, и белые в лимонную полоску шторы.

It stood specially high above the street, and in the usual patchwork way of London, a flight of steps from the street ran up to meet the front door almost as a fire-escape might run up to a first-floor window.
Дом был по-лондонски узкий, вход находился очень высоко, и ступеньки поднимались круто, словно пожарная лестница.



назад